На протяжении последних месяцев российское общество взбудоражено делом о так называемом «панк-молебне» в Храме Христа Спасителя, состоявшемся 21 февраля 2012 г. В череде взаимных обвинений и упрёков, в погоне за сенсациями и сиюминутными выгодами нередко забывается то, что должно лежать в основе этого дела, быть его альфой и омегой – уголовный закон.
Мы намеренно дистанцируемся от морально-этических оценок происшедшего в Храме Христа Спасителя, поскольку это неправовой вопрос. Кому-то из нас поступок покажется глупым, кому-то – вульгарным, для кого-то это будет верхом кощунства, кто-то даст иные оценки происшедшему. Но ни за глупость, ни за вульгарность, ни за кощунство сами по себе уголовная ответственность наступить не может; она может – следуя простой максиме nullum crimen sine lege – последовать лишь за деяние, содержащее все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом. И как бы мы лично не оценивали совершённое, мы не должны позволить нашим личным пристрастиям заместить закон.
* * *
В соответствии с фабулой обвинения предположительно имело место «хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное по мотивам религиозной ненависти и вражды и по мотивам ненависти в отношении какой-либо социальной группы, группой лиц по предварительному сговору…». Ответственность за эти действия предусмотрена частью 2 статьи 213 УК РФ, предполагающей максимальное наказание в виде лишения свободы на срок до семи лет.
Нет необходимости вдаваться в подробный анализ всех признаков состава хулиганства, тем более что многие из них не являются предметом спора в суде. Центральными для данного дела являются, во-первых, факт грубого нарушения общественного порядка, выражающего явное неуважение к обществу, и, во-вторых, наличие в действиях подсудимых мотива религиозной ненависти или вражды и мотива ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.
Признак грубого нарушения общественного порядка, выражающего явное неуважение к обществу, является тем пунктом, где споры могут быть настолько же длинны, насколько и бессодержательны. Не поможет в этом вопросе и судебная практика, туманно отсылающая к множеству фактов, подлежащих оценке, необходимости установить нарушение общепризнанных норм и правил поведения и т.д.
Как признаки деяния обвинение указывает, что подсудимые «приобрели для облачения одежду, явно и очевидно противоречащую общим церковным правилам, требованиям порядка, дисциплины и внутреннего уклада церкви… незаконно проникли в огороженную часть Храма, предназначенную для совершения священных религиозных обрядов, чем кощунственным образом унизили вековые устои и основополагающие руководства Русской Православной Церкви… Не ограничившись проделанным осквернением, желая нанести еще более глубокие духовные раны православным христианам, разместившись на возвышенности перед иконостасом в алтарной части храма (солеи?), предназначенной исключительно для духовенства Русской Православной Церкви, а также встав рядом на специальное место, предназначенное для чтения текста Священного Писания, произнесения церковных молитв и проповедей (амвон)… Пренебрегая религиозными правилами поведения и, несмотря на попытки отвести их от священных и намоленных мест Храма, проявляя явное неуважение к культуре поведения в Храме, находясь в предалтарной части Храма, вульгарно, вызывающее, цинично перемещаясь по солее? и амвону, вход на которые посетителям строго воспрещен, в течение примерно 1 минуты по мотивам религиозной ненависти и вражды выкрикивали, скандируя бранные фразы и слова, оскорбляющие верующих, а также прыгали, задирали ноги, имитируя танцы и нанесение ударов кулаками по воображаемым противникам».
Но являются ли правила вселенских соборов общепризнанными нормами и правилами поведения? Является ли поведение, неприемлемое в одном месте (храме), но вполне приемлемое в другом (на соседнем бульваре), нарушающим общепризнанные нормы и правила? Является ли поведение, не согласующееся со взглядами далеко не самой большой (что показывают многочисленные социологические исследования) в обществе группы радикально ориентированных верующих, нарушающим общепризнанные нормы и правила? Перечень этих вопросов, ставящих под сомнение юридическую обоснованность обвинения, можно продолжать долго. Так что имело ли место деяние в том виде, в каком его описывает уголовный закон, или нет – это предмет действительного спора, в котором сомнения останутся до самого конца. А, как известно, согласно части 3 статьи 49 Конституции РФ неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого.
Даже допустив наличие в действиях обвиняемых деяния в том виде, в каком его описывает статья 213 УК РФ, этого было бы действительно достаточно для их осуждения – но! – не по действующему уголовному закону. Их действия охватывались бы «каучуковой» статьёй 206 кодекса 1960 года, по которой отбыло наказание безбрежное море алкоголиков-дебоширов в советское время. Для осуждения же по статье 213 кодекса в действующей редакции обвинение должно доказать наличие мотива религиозной ненависти или вражды и мотива ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.
И с этим оно, надо признать, не смогло справиться. Опубликованные для всеобщего сведения обвинительное заключение, заключения трёх экспертиз, доступные показания свидетелей и иные данные по этому делу не оставляют никаких сомнений в том, что мотива ненависти или вражды в действиях обвиняемых не было.
Мотивы ненависти или вражды предполагают стойкую неприязнь и (или) нетерпимое отношение, испытываемые лицом к другим гражданам, их группам вследствие несогласия с их взглядами, убеждениями, принципами, вследствие принадлежности других лиц (или групп лиц) к определенной социальной группе, конфессии, религиозному объединению или вследствие отсутствия у других лиц какого-либо вероисповедания. Ненависть и вражда выявляют негативное отношение к чуждому, стремление уничтожить его, искоренить.
В подтверждение своей позиции обвинение полагает, что «причинение столь весомого страдания всем лицам, нашедшим свое духовное начало в служении православным идеям, предполагало спровоцировать волнения среди верующих, затронуть их самые сокровенные идеалы и представления о справедливости, добре и зле; неосознанно заставить искать возможность каких-либо ответных действий; создать предпосылки для активизации недружелюбных действий общественных групп, отдавших внутреннее предпочтение другим религиозным направлениям», что обвиняемые «явным и недвусмысленным образом выразили свою религиозную ненависть и вражду к одной из существующих в настоящее время религии – христианству, посягнув на его равноправие, самобытность и высокую значимость для большого количества наций и народов».
В ответ на это можно процитировать средневековую максиму о том, что «мысли человека не должны быть судимы, ибо самому дьяволу неизвестны мысли человека». Обвинение, стараясь найти мотив ненависти и вражды, назначает не одну экспертизу, и безуспешно; наконец, третья экспертиза, проведённая «православно ориентированными» экспертами, показывает наличие мотива. Обвинение предлагает нам воспользоваться актом осмотра сайта группы, содержание которого является скорее религиозно-обновленческим, чем антирелигиозным. В сухом остатке после прочтения этих документов не видно вменяемого мотива.
То, на что ещё ссылается обвинение – «в целом реализованной акцией в явной неуважительной и непочтительной форме, лишенной всяких основ нравственности и морали, противопоставили себя православному миру; демонстративно и показательно попытались обесценить веками оберегаемые и чтимые церковные традиции и догматы; выставили себя в свете, принижающем внутренние убеждения граждан, духовно связывающих себя с Богом…» – может образовывать хулиганский мотив в его истинном значении. Однако в России «простое» хулиганство по хулиганским мотивам с 2003 года более уголовно ненаказуемо.
* * *
Процессуальные аспекты этого дела намеренно оставляются в стороне; специалисты в области уголовного процесса дадут, несомненно, точную оценку происходящему в суде.
Единственное, на что хотелось бы обратить внимание с процессуальной точки зрения (а также с точки зрения научно-этической) – это на двух участвующих в процессе учёных. Один из них, Кузнецов Михаил Николаевич, являющийся представителем потерпевшего, в своё время (в 2004 г.) являлся научным консультантом по докторской диссертации Понкина Игоря Владиславовича, бывшего среди экспертов той самой экспертизы, которая установила наличие «мотива ненависти и вражды» в действиях обвиняемых. В соответствии с п. 2 ч. 2 ст. 70 УПК РФ эксперт не может принимать участие в производстве по уголовному делу, «если он находился или находится в служебной или иной зависимости от сторон или их представителей». Отрицать наличие определённой (и даже весьма существенной) зависимости соискателя от консультанта бессмысленно, а учитывая определённое «родство» взглядов эксперта и представителя потерпевшего, остаётся лишь сожалеть, что представители научной среды в отстаивании своих идеалов забывают о законе и научной этике.
* * *
Итог всего сказанного выше неутешителен. Совершенно очевидно, что в действиях обвиняемых нет состава преступления. Это может быть аморальный проступок, административное правонарушение, но не преступление. Осуждая их, в очередной раз осуждается уголовный закон и вся система правосудия в нашей стране.
Настоящий текст можно рассматривать как открытое письмо со стороны части уголовно-правовой науки. Все желающие могут к нему присоединиться. Дискуссия вследствие избранного жанра именно здесь неуместна; все желающие могут её начать в другом месте.
03 августа 2012 г.
Г. А. Есаков, д.ю.н.
Г. И. Богуш, к.ю.н.