Несколько дней спустя, в начале рабочего дня Сергей подошел к дверям института. В руках у него вместо привычной сумки, набитой дисками и прочей компьютерной ерундой, был лишь тонкий полиэтиленовый пакет серого цвета, в котором смутно угадывалась папка с какими-то документами.
Погода стояла на редкость хорошая. На улице, на ослепительно синем сентябрьском небе нежаркое осеннее солнце полыхало ярким огнем. Редкие, раскиданные ветром, неправдоподобной белизны облака неслись вдаль, ежесекундно меняя свою форму.
Сергей на секунду задумался, после чего решительно и быстро поднялся к кабинету Корзинкина и открыл дверь.
Корзинкин сидел за столом и, опустив голову, сосредоточенно листал левой рукой какие-то бумаги, в беспорядке разбросанные на столе. В правой руке он сжимал трубку мобильного телефона. Время от времени он переводил взгляд с бумаг на телефон, вздыхал и снова утыкался в бумаги.
- Разрешите, Сергей Орестович? – негромко спросил Сергей и, не дожидаясь приглашения, неторопливым шагом подошел к столу своего начальника. Он взял стул, сел напротив Корзинкина и внимательно посмотрел на него.
Корзинкин вздрогнул от неожиданности и оторопело посмотрел на Сергея.
- Это вы? – смешался Корзинкин. – Да, заходите.
В его голосе явно звучали нотки растерянности и неуверенности. Неожиданное появление Сергея никак не вписывалось в стройную схему событий, выстроенную им накануне. Внезапное исчезновение его родственника Андрея Сабурова поселило в его трусливой душонке тревогу и неуверенность. При мысли о том, что Сабуров попался на своих криминальных делах и теперь может указать на него, как на заказчика преступления, Корзинкин холодел от ужаса. Он уже раскаивался, что ввязался в такое опасное и рискованное предприятие. Лучше бы он тихонечко, понемногу подворовывал бы, слегка завышая цены на договора – никто бы и не заметил. Чертов Трофимов – и дернул же черт пойти на поводу у этого гада! Сволочь… Он-то сам чистеньким окажется – это уж как пить дать, к бабке не ходи! Родственник этой жидовской морды, этого поганого гомосека Штерна – уж ему-то, конечно, ничего не грозит! А этот паразит Гильман – наверняка приперся не просто так: наверняка что-то раскопал! Он ведь предупреждал, что будет искать! Гад, сволочь, сукин сын, противная жидовская морда – убить тебя мало! Да и родственничек, рожа уголовная – не лучше! Втроем не смогли замочить эту мразь! И вот теперь этот недобиток сидит напротив, молчит, зараза, - значит, наверняка пришел шантажировать! И какого черта я не выгнал его раньше?! На кой ляд вообще брал на работу эту тварь?! Чтоб он сгорел, чтоб он сдох, чтоб он провалился, паскуда мерзкая! Ну, давай же, не тяни, гадина, выкладывай! Только спокойнее, Сергей Орестович, спокойнее, ни в коем случае нельзя показать этой сволочи, что я его смертельно боюсь! Надо держать себя в руках…
Сергей, зная, как неприятен шефу его прямой взгляд, молчал и, выдерживая паузу, смотрел Корзинкину прямо в глаза.
- Вы же сказали, что болеете, - нарушил молчание Корзинкин, стараясь придать своему голосу как можно больше значительности и властности. Но у него это плохо получалось: руки подрагивали мелкой дрожью, глаза бегали, стараясь не встречаться взглядом с глазами Сергея. - Слушаю вас, Сергей Михайлович, что вы хотите?
Вместо ответа Сергей неторопливо открыл пакет, достал из него исписанный лист бумаги и протянул его Корзинкину. Последний, собрав в кулак последние остатки выдержки, стараясь унять дрожь в руках, посмотрел на документ.
Это было заявление на увольнение по собственному желанию.
Корзинкин несколько раз перечитал документ, боясь поверить в такую дикую, невероятную удачу. Он вцепился в документ, словно клещ, как будто боялся, что этот желанный документ сейчас исчезнет, растворится в воздухе, как мираж или Сергей, сидящий напротив, в любую секунду вырвет этот документ из рук, разорвет, съест, сожжет, уничтожит – и исчезнет этот призрак удачи, пропадет, словно падающая звезда надежды, растает в воздухе, будто утренний туман, покрывающий землю мягким ковром…
Мысли путались у Корзинкина в голове. По своей многолетней привычке, он искал в этом заявлении какой-то подвох, некий скрытый смысл. Он думал, размышлял – и не находил ответа. Его душа вновь наполнилась страхом и неуверенностью. Недавняя радость и эйфория медленно отступали перед темным облаком подозрительности и какого-то подсознательного ощущения беды.
Но ничего подозрительного он не видел. Корзинкин лихорадочно просчитывал в уме все возможные варианты. Нет, как ни крути, куда ни кинь, а увольнение Гильмана – это Победа! Он выиграл! Он разбил в пух и прах этого самодовольного еврея, эту тварь, которая каждым своим жестом, каждым взглядом подчеркивала его, Сергея Орестовича Корзинкина, полнейшее ничтожество.
Пускай увольняется – и чем скорее – тем лучше. Уволившись, потеряв доступ к данным, этот паразит ничего не сможет доказать.
Впрочем, не такой уж он и мерзавец: наверняка сообразил, что к чему. Понял, что с ним, с заместителем генерального директора такое ничтожество ничего сделать не сможет. В этой войне ему никак не победить. Противостоять ему, Сергею Орестовичу, бессмысленно. Подумав об этом, в душе Корзинкина шевельнулось некое странное чувство, сродни, пожалуй, симпатии к Сергею.
- Я вас очень хорошо понимаю, Сергей Михайлович, - сказал Корзинкин. Теперь он говорил елейно и вкрадчиво, тщательно подбирая слова. Он пытался придать своему голосу как можно больше искренности. – Поверьте, данное мое неприятное решение было вызвано исключительно производственной необходимостью и к вам лично ни у меня, ни у Александра Леопольдовича нет никаких претензий. Более того, такое ваше нынешнее решение лично у меня вызывает глубокое и искреннее уважение: вы поступили, как достойный и уважаемый человек! Я прекрасно понимаю ваше состояние и поэтому не склонен придавать большого значения вашим прежним словам, сказанным сгоряча. Наверное, на вашем месте я поступил бы точно также, а, скорее всего, и хуже. Ваша железная выдержка в подобной ситуации также вызвала у меня уважение…
- Сергей Орестович, - с загадочной полуулыбкой перебил Сергей Корзинкина. – Все дело гораздо банальнее.
Видя нервную реакцию Корзинкина, он старался сдержать улыбку и поэтому говорил спокойно, серьезно и коротко. При последних словах Сергея Корзинкин похолодел. Тысяча вещей вспомнились ему в одно мгновение. Перед глазами, словно в каком-то нереальном кинематографе пронеслись все события последних дней. Вот оно, начинается! Сейчас этот мерзавец все ему выложит, продемонстрирует все свои козыри, ударит, убьет, сразит наповал! Ну, давай же, скотина, не тяни! Выкладывай, мерзавец, режь правду-матку!
Руки у Корзинкина затряслись. Лист бумаги в его пальцах задрожал, словно слабо замороженный студень.
- Тогда поясните, Сергей Михайлович, - выдавил из себя Корзинкин. – В таком случае боюсь, что я вас не совсем понимаю.
Сергей снова сделал небольшую паузу.
- Дело в том, Сергей Орестович, что мне тут сделали неожиданное, но весьма заманчивое предложение, - нарушил, наконец, молчание Сергей. – Мне предложили очень неплохую работу. Должность выше, чем в институте, оклад – в два раза выше, чем в институте. Плюс ежемесячные премиальные, плюс дополнительные льготы: например, мне компенсируют мобильную связь, затраты на бензин для машины. Плюс фирма организует бесплатные обеды для своих сотрудников. К тому же, ко дням рожденья сотрудников фирма делает подарок в размере оклада. Кроме этого у фирмы есть и другие льготы. Впрочем, что я буду перечислять… Все и так понятно!
- Я искренне рад за вас! – горячо перебил Сергея Корзинкин. Мысли путались у него в голове. Он уже плохо соображал и лишь одна мысль, ОДНА МЫСЛЬ словно гвоздь, словно отбойный молоток, будто сверлила его мозг: он увольняется.
Этот негодяй уходит!
УХОДИТ!!!
УБИРАЕТСЯ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ!!!
ОН НЕ СТАНЕТ НИЧЕГО КОПАТЬ!!!
НЕ БУДЕТ НИЧЕГО ИСКАТЬ!!!
Это же Победа!
ПОБЕДА!!!
Душа Корзинкина до краев заполнилась ликованием. Но это мимолетное ликование сразу же заслонил стыд за страх, презрение к самому себе за свое собственное ничтожество, за то, что этот мерзкий, ненавистный Сергей Гильман, сидящий напротив заставил на одну секунду почувствовать Сергея Орестовича Корзинкина ниже его.
Корзинкин взглянул на Сергея и внутренне задрожал от бешенства: тот спокойно смотрел на него, слегка улыбался и, казалось, читал его мысли.
- Но есть одна небольшая тонкость, - продолжал Сергей спокойным и рассудительным тоном, пряча в глазах насмешку и презрение. – Так складываются обстоятельства, что они ждут меня на работе уже завтра. Чтобы завтра я уже смог приступить к работе. А моего ответа они ждут уже сегодня. Поэтому я вас прошу: давайте без лишних проволочек и формальностей организуем мое увольнение сегодняшним числом. В нашем телефонном разговоре вы обещали мне три вещь: что мне будет выплачена разовая премия, свободный график на время отработки, а также все материальные ценности с меня будут списаны. Предлагаю такой вариант: премию мне платить не нужно в обмен на то, что меня уволят сегодня же. Плюс с меня списываются все материальные ценности. Договорились, Сергей Орестович?
По мере того, как говорил Сергей, Корзинкин все больше и больше обретал свой уверенный и самодовольный вид. Ну, теперь все понятно! Этому ничтожеству требуется уйти на теплое местечко плюс списать материальные ценности! Наверняка, он напоследок ухитрился что-то спереть!
Ничтожество, подонок, мерзкая жидовская тварь! Как же я вас всех ненавижу! Какие же вы все мелкие, подлые и паскудные! Теперь все понятно! Ты пытаешься выиграть, но это у тебя не получится.
Ты пробудил во мне страх, поганец! Ты заставил меня на одну секунду бояться тебя! Сука, сволочь, мерзавец! Как же я тебя ненавижу! Чтоб тебе провалиться, гнида еврейская! Тогда я покажу тебе сейчас, кто есть кто!
- Это решение требует проработки, Сергей Михайлович, - Корзинкин сразу же обрел уверенность и свой обычный начальственный тон. – Мне необходимо время для того, чтобы изучить этот вопрос.
Корзинкин не сомневался в том, что сейчас Сергей, по своему обыкновению, немедленно согласится с его решением. Но реакция Сергея на этот раз оказалась иной.
- Вы уж меня извините, Сергей Орестович, - вежливо, но твердо произнес Сергей. – Но такой ответ меня в данный момент не устраивает. Дело в том, что если я сегодня не дам руководству этой организации положительный ответ, а завтра, соответственно, не выйду на работу, то эта вакансия будет упущена, поскольку на нее претендует еще один кандидат. Кроме того, ситуация усугубляется тем, что мне сегодня же до обеда необходимо исправить запись в больничном листе – иначе придется ждать до конца недели. Просто главный врач уйдет после обеда – вот и все. Следовательно, к сожалению, необходимо решить вопрос немедленно. Поэтому, если мы с вами не решим вопрос прямо сейчас, то тогда я не смогу устроиться на это место. Следовательно, я не могу оставаться безработным. А отсюда следует неумолимый вывод: в таком случае я свое заявление на увольнение аннулирую. Тогда я остаюсь работать в институте в том же качестве, что и раньше. И, разумеется, в этом случае буду разбираться в причинах своего увольнения и во всем прочем. Вам это надо?
Корзинкин чуть не задохнулся от бешенства.
- Вы что же, Сергей Михайлович, решили мне угрожать? – спросил Корзинкин, скрежеща зубами от злобы. – Вы сами понимаете, что вы мне сейчас говорите?
- Прекрасно понимаю, - усмехнулся Сергей. – И упаси меня Господь от того, чтобы вам угрожать или тем более – шантажировать! Да у меня и мыслях этого не было! Это не угрозы, поймите меня правильно, Сергей Орестович: это всего лишь изложение реального положения дел. Мне необходимо уволиться сегодня, для того, чтобы завтра приступить к работе – вот и все, при чем же тут угрозы? Данная работа мне гораздо более выгодна, чем работа в институте. Ну, а вам выгодно, чтобы я как можно быстрее убрался из института. Так что, в этом вопросе наши с вами интересы полностью совпадают. Поэтому я прошу лишь одного: подписать мне мое заявление, - правда, с учетом тех обещаний, которые вы же мне и дали, вот и все.
Сергей уже давно привык общаться с Корзинкиным, как с больным идиотом. Поэтому данный разговор искренне его позабавил.
Корзинкин в свою очередь, убаюканный неторопливыми и рассудительными речами Сергея постепенно успокоился. Он слишком привык за два года относиться к Сергею, как к половой тряпке, о которую всегда можно без стеснения вытереть ноги. Он свыкся к мыслью, что Сергей не достоин считаться в его глазах человеком, что Сергей – это некая аморфная масса, с мнением и чаяниями которой нет необходимости считаться. Поэтому подобное собственное решение Корзинкин воспринял, как нечто само собой разумеющееся, а возражение Сергея – как неслыханную дерзость.
То, во что ты веришь всем своим существом, не так просто сломать в одно мгновение.
В то же самое время Корзинкину больше всего хотелось, чтобы Сергей как можно скорее исчез из его жизни, испарился, провалился – и больше никогда, ни при каких обстоятельствах, он, Сергей Орестович Корзинкин, не вспоминал бы о нем!
Значит, подписать ему это заявление, зажать в зубах свою гордость – и дело с концом!
Но некий червячок сомнения не переставал терзать Корзинкина. Ему смутно, подсознательно казалось, что Сергей что-то замыслил, но он никак не мог угадать этот замысел. И это сомнение наполняло душу Корзинкина некой неясной тревогой.
Корзинкин сделал паузу и задумался. Сергей тоже молчал и с затаенной насмешкой наблюдал за Корзинкиным. В кабинете воцарилось молчание.
- Хорошо, тогда давайте сделаем так, Сергей Михайлович, - сказал, наконец, Корзинкин. – Двадцать минут для вас ничего не решит, так ведь?
Вместо ответа Сергей молча кивнул головой и продолжал смотреть на Корзинкина.
- Отлично, - удовлетворенно произнес Корзинкин. – Тогда зайдите ко мне ровно через двадцать минут. Я почти уверен, что мы все с вами решим к обоюдному удовольствию. Просто мне необходимо кое-что обдумать. Договорились?
- Хорошо, - улыбнулся Сергей. – Через полчаса я буду у вас.
Поднявшись с места, он вышел из кабинета.
Корзинкин тоже поднялся и, держа в руках заявление Сергея, быстрым шагом вышел из своего кабинета.
Заперев кабинет на ключ, он воровато огляделся.
Сергея поблизости не было.
Тогда Корзинкин, вопреки своему обыкновению ходить медленным и степенным шагом, быстро, чуть ли не бегом, подошел к соседней двери и вошел в кабинет.
Это был кабинет финансового директора Алексея Максимовича Трофимова.
Тот сидел за столом и негромко разговаривал с кем-то по телефону. При виде ворвавшегося в его кабинет Корзинкина, он прикрыл ладонью телефонную трубку и вопросительно посмотрел в лицо посетителя.
- Алексей Максимович, - без предисловий начал Корзинкин. – Есть срочный разговор.
И в подтверждение своих слов положил перед Трофимовым заявление Сергея.
- Слушай, тут ко мне люди пришли, - сказал Трофимов своему собеседнику. - Я тебе перезвоню примерно через полчаса.
Он повесил трубку, взял в руки заявление Сергея и погрузился в чтение.
- Ну, вот и славненько! – удовлетворенно произнес Трофимов, закончив чтение. – Значит, все складывается, как по писанному! И в чем же дело? Ты что, сам такой мелкий вопрос решить не можешь?
В голосе Трофимова явно зазвучали нотки насмешки и презрения.
- Да ты понимаешь, Алексей Максимович, - сказал Корзинкин, глядя Трофимову прямо в глаза. - Решить-то я могу и сам, без чьей бы то ни было подсказки, но в данном случае вопрос не такой уж мелкий.
- А что такое? – настороженно спросил Трофимов.
- Во-первых, Гильман требует, чтобы его уволили сегодняшним числом, - начал перечислять Корзинкин. – Причем, немедленно. А, во-вторых, он хочет, чтобы с него списали всю материальную ответственность за всю ту технику, которая на нем числится. А это, брат, немало. Вот я и думаю: нет ли здесь какого-нибудь тайного подвоха? Не задумал ли этот поганец напоследок какую-нибудь пакость?
- Тьфу ты, мать твою за ногу! – в сердцах выругался Трофимов. – Я-то подумал, будто и правда, что-то серьезное случилось! Что ты на пустом месте волну гонишь?
- Не понял, - растерянно сказал Корзинкин. – Ты считаешь, что оборудование на шестьсот тысяч долларов – это мелочи? А если этот ублюдок напоследок спер что-нибудь?
Трофимов посмотрел на Корзинкина с плохо скрываемым отвращением.
- Тогда послушай меня, дружище, - насмешливо процедил Трофимов. – Вся эта наша полная материальная ответственность – это, брат, филькина грамота! И не стоит ни гроша. Существует закон, согласно которому четко и ясно определен перечень лиц, с которыми МОЖНО заключать договора о полной материальной ответственности[1]. И расширению этот список не подлежит. При этом заметь: ни тебя, ни меня, ни даже этого проклятого Гильмана в этом списке нет и в помине. Поэтому можешь сам смело принимать на себя эту материальную ответственность – эта бумажка ничего не стоит. Ну, хочешь – я возьму эту ответственность на себя: ну и что же? А теперь сам подумай и рассуди здраво. В институте все работает? Работает. Жалобы есть? Пока нет. Значит, в целом основное оборудование на месте. Пока Гильман работал на своем месте и ни о чем не догадывался, то воровать оборудование было не в его интересах. А после своего ухода он больше в институте не появлялся. И что из этого следует? Значит, максимум, что он мог сделать – это украсть несколько ничего не значащих деталей. Ну и что же? Сколько они в совокупности стоят? Ну, допустим, тысячу долларов. И что с того? Да после любой инвентаризации мы их без проблем спишем. И чем ты рискуешь, приняв на себя материальную ответственность? Да абсолютно ничем! Теперь пойдем дальше. Что он еще может напоследок накуролесить? Влезть в сеть и что-то там натворить? Но тогда он уже пойдет по уголовной статье! Но чтобы тебе было спокойнее, прикажи этому своему Стасу, чтобы он заблокировал доступ Гильмана в сеть – вот тебе и вся недолга! Ты пойми простую вещь: Гильман понял, что в этой войне ему не победить! Это мы победили! Мы с тобой заработали по полтора миллиона долларов на брата! И Гильман уже ничего не докажет! Давай рассуждать логично. Он был опасен до тех пор, пока здесь работал, потому что был единственным человеком, который мог вскрыть те откаты, которые мы с тобой получали в «Комплект-Юните». Но после своего увольнения он нам уже не страшен. И что дальше он может сделать? Допустим, он подаст в суд на твоего родственничка за то, что он и два его приятеля его избили. И что с того? Мы-то с тобой тут, с какого боку замешаны? Мы тут совершенно ни при чем! Пойдем дальше. Допустим, он раскопал наши с тобой дела с «Комплект-Юнитом». Тут я с тобой согласен: это действительно было опасно: именно поэтому мы с тобой и убрали этого козла с глаз долой, именно поэтому мы все это и затеяли! Но, уволившись, Гильман уже ничего не докажет: Штерн его просто-напросто не примет! Он подаст в суд? Пожалуйста, милости просим! Директор «Комплект-Юнита» будет молчать, как партизан на допросе, ты уж мне поверь! Ведь он не сумасшедший, чтобы свидетельствовать против самого себя! Основную массу денег мы уже получили! И сделали это через посредника, через твоего родственника, который сам – заметь! - ни о чем не догадывался! Так что увольняй своего орла смело – пусть катится ко всем чертям, к едрени матери на быстром катере!
Корзинкин внимательно слушал Трофимова, стараясь не пропустить ни единого слова. Последние слова Трофимова, казалось, убедили его. Вместо ответа он молча кивнул, разложил перед собой заявление Сергея, достал из кармана авторучку и начал медленно выводить свою подпись. Однако рука Корзинкина слегка подрагивала: видимо, он все-таки размышлял о том, что он делает и не кроется ли здесь какого-нибудь подвоха.
- Ну, и молодчина, - удовлетворенно произнес Трофимов, глядя на все происходящее. – А сейчас извини, но мне работать надо.
И вежливо, но настойчиво и бесцеремонно, он подтолкнул Корзинкина к двери своего кабинета.
Корзинкин вышел из кабинета Трофимова и огляделся. Сергей уже стоял возле кабинета Корзинкина и выжидательно смотрел на своего бывшего шефа. Вместо ответа Корзинкин протянул Сергею подписанное заявление.
Сергей прочитал резолюцию:
«Отделу кадров. Уволить с сегодняшнего числа. Материальную ответственность за оборудование принимаю на себя».
- Вы удовлетворены, Сергей Михайлович? - услышал над ухом Сергей высокомерный голос Корзинкина.
- Да, вполне, - спокойно произнес Сергей. – Надеюсь, вы тоже остались довольны.
Произнеся эти слова, Сергей развернулся и, не попрощавшись и даже не взглянув на Корзинкина, направился в отдел кадров.
Все формальности заняли не более получаса.
Он вскоре вышел оттуда, держа в руках трудовую книжку с заветной записью:
«Уволен по собственному желанию».
Выйдя из здания института, Сергей убрал в карман джинсовой куртки трудовую книжку. Подставив лицо осеннему яркому солнышку, он довольно и слегка загадочно улыбнулся.
Скачать полностью
[1] Речь идет о Постановлении Министерства труда и социального развития Российской Федерации от 31 декабря 2002 г. № 85 «Об утверждении перечней должностей и работ, замещаемых или выполняемых работниками, с которыми работодатель может заключать письменные договоры о полной индивидуальной или коллективной (бригадной) материальной ответственности, а также типовых форм договоров о полной материальной ответственности». Согласно этому постановлению действительно определен перечень лиц, с которыми можно заключать договора о полной материальной ответственности и расширению этот список не подлежит. (Прим. Автора)
==================
Как выбрать очные академии России cамому
Источник: http://instituta.net/